Михаил Виноградов
Выдает себя желе за усталое железо.
На мой медный грошик человечности отпусти мне, Божик, кило вечности.
Льву Лосеву
Прищурившись из-под очков на стрелки часиков карманных, спешит от сыновей дьячков профессор к радостям гурмана.
И слушатель его спешит в свою сырую комнатушку. Он там, перекусив, решит, какую порешит старушку.
Несу с базара сельдерей. Орут из-за ворот, дверей, из окон, с крыш, через порог: «Почем творог? Почем творог?»
У кого ключи от рая? У еврея, мать честная!
Будь доволен флагом алым! Будь доволен желтым салом! Будь доволен черным калом! Оставайся добрым малым!
Будущее не наступает — оно отступает. Прошлое не отступает — оно наступает.
Вздыхает жук, присев на розу: «Бывало, друг, здесь тьма навозу».
Как посмотришь на Россию с птичьего полета, так и сбросишь на Россию птичьего помета.
Я смело вышел на арену. Качнулся цирк. И кончен бой. Мелькнули лица. Как мгновенно я был туширован судьбой!
Ей мало. Стала гнуть салазки. Я на ковер покорно лег. Лежу, не сняв борцовской маски, спокойно глядя в потолок.
Вороны как хлопья бумаги сгоревшей. В поклоне холопьем трепещет орешник.
Вербует верба воробьев — помочь ей вылезть из оврага, но вдруг взлетает вся ватага. Шумят березы у краев: «Осталось-то всего полшага!» И пенится вода, как брага, в ручье, поднявшем страшный рев.
И плачет пьяный Огарев, в овраг, гремя, скатилась фляга, других спугнувши воробьев.
Самое святое — своему сынишке, у горшочка стоя, застегнуть штанишки.
И дарить игрушку, змея вместе ладить. Милую макушку мимоходом гладить.
Я — паучок. Я паутинку тку от этого цветка к тому цветку.
Марусь! Ты любишь Русь?